Глава пятнадцатая
Аслан открывает дверь в воздухе
При виде Аслана лица у тельмаринов стали как холодная подлива, колени застучали, и многие упали вниз лицом. Они не верили в львов и потому испугались ещё больше. Даже рыжие гномы, которые знали, что он придёт как друг, стояли разинув рты и не смели говорить. Несколько чёрных гномов, сторонников Никабрика, начали бочком отходить в сторонку. Но все говорящие звери сбежались к Аслану, они мурлыкали, хрюкали, пищали и повизгивали от восторга, виляли хвостами, тёрлись о него, почтительно тыкались носами и бегали туда-сюда под ним и возле его ног. Если вы когда-нибудь видели, как котёнок выражает любовь большой собаке, которую знает и не боится, вы очень хорошо это себе представите. Затем Питер, ведя Каспиана, протиснулся через толпу животных.
– Это Каспиан, сир, – сказал он. И Каспиан преклонил колени и поцеловал лапу Льва.
– Добро пожаловать, принц, – сказал Аслан. – Чувствуешь ли ты себя достойным принять власть над Нарнией?
– Я… я не думаю, сир, – отвечал Каспиан. – Я только мальчик.
– Хорошо, – сказал Аслан. – Если бы ты чувствовал себя достойным, это бы доказывало, что ты недостоин. Посему после нас и после Верховного Короля, ты – король Нарнии, владетель Кэр-Параваля, император Одиноких Островов, ты и твои потомки, пока продлится твой род. Коронация… Но что это у нас тут?
Перед ним предстала забавная маленькая процессия в одиннадцать мышей – шестеро несли носилки размером с географический атлас. Никто никогда не видел более удрученных мышей. Все были покрыты грязью, а некоторые – и кровью, уши были опущены, усы висели, хвосты волочились по земле, а впереди шагал трубач, играя на тоненькой трубе печальную мелодию. То, что лежало на носилках, походило на мокрый комок шерсти – это было всё, что осталось от Рипичипа. Он ещё дышал, но был уже почти мёртв – покрытый бесчисленными ранами, с раздробленной лапой и забинтованным обрубком вместо хвоста.
– Ну, Люси, – сказал Аслан.
В один миг Люси достала алмазную бутылочку. Хотя на каждую рану Рипичипу нужна была всего одна капля, ран этих было множество, и долгое тревожное молчание стояло, пока она не закончила и главный Мыш не спрыгнул с носилок. Одной рукой он немедленно схватился за рукоятку шпаги, другой расправил усы. Он поклонился.
– Приветствую тебя, Аслан! – прозвучал его тонкий голос. – Я имею честь… – и тут он осёкся.
Дело в том, что у него не было хвоста – то ли Люси забыла о нем, то ли лекарство, хотя и заживляло раны, не могло заново отращивать части тела. Рипичип начал осознавать свою потерю, когда кланялся – возможно, из-за того, что это нарушило его равновесие. Он посмотрел через правое плечо. Не увидев хвоста, он вытягивал шею всё дальше, пока не повернул плечи и следом за ними всё тело. Однако при этом повернулось и то место, из которого должен был расти хвост, так что он снова ничего не увидел. Тогда он снова вытянул шею, заглядывая через плечо, с таким же результатом. Только трижды обернувшись вокруг себя, он осознал ужасную истину.
– Я крайне смущён, – сказал Рипичип Аслану. – Я в полном замешательстве. Умоляю простить за появление в столь неподобающем виде.
– Это тебе очень идёт, Маленькое Существо, – сказал Аслан.
– Всё равно, – ответил Рипичип. – Если что-то можно исправить… может быть, её величество?.. – и тут он поклонился Люси.
– Но зачем тебе хвост? – спросил Аслан.
– Сир, – отвечал Мыш, – есть, спать и умереть за моего короля я могу и без него. Но хвост – это честь и слава мыши.
– Я иногда удивляюсь, друг, – сказал Аслан, – почему ты так много думаешь о своей чести.
– Высочайший из всех высоких королей, – промолвил Рипичип, – позвольте напомнить вам, что мы, мыши, наделены столь малыми размерами, что, если бы мы не защищали свое достоинство, кто-нибудь (кто измеряет его в дюймах) мог бы позволить себе неуместное развлечение на наш счет. Вот почему я с таким усердием довожу до общего сведения, чтобы никто – если только он не желает ощутить эту шпагу так близко от своего сердца, как я смогу дотянуться, – не смел говорить в моем присутствии о мышеловках, сырных корках и свечных огарках – никто, сир, будь то самый высокий дурак в Нарнии!
Здесь он очень значительно поглядел на Ветролома. Впрочем, до того всегда доходило в последнюю очередь, поэтому великан даже не разобрал, о чём говорят у него под ногами, и пропустил намёк.
– Позволь узнать, а почему твои сопровождающие обнажили мечи? – спросил Аслан.
– С позволения вашего высокого величества, – произнёс второй Мыш, которого звали Пичичик, – мы все готовы отрубить себе хвосты, если наш предводитель останется без своего. Позор нам будет носить знаки отличия, которых лишился Верховный Мыш.
– Ах, – прорычал Аслан, – ваша самоотверженность меня покорила. Не ради твоего достоинства, Рипичип, но ради любви к тебе твоего народа и ради услуги, оказанной мне твоим народом давным-давно, когда вы перегрызли веревки, которыми я был привязан к Каменному Столу (с тех самых пор, хоть вы давно забыли об этом, вы и стали говорящими), ты получишь обратно свой хвост.
Аслан ещё не закончил говорить, а новый хвост был уже на месте. Затем, по приказу Аслана, Питер посвятил Каспиана в рыцари ордена Льва, а следом уже сам Каспиан возвёл в рыцарский сан Боровика, Трама и Рипичипа, назначил доктора Корнелиуса своим лордом-канцлером и утвердил Пухлых Мишек в их наследственном звании маршалов турнира. И все рукоплескали.
После этого тельмаринских воинов под охраной, но без тычков и насмешек, провели вброд через реку, посадили под замок в Беруне и дали им мяса и пива. Правда, на переправе они подняли шум, потому что ненавидели текущую воду так же, как зверей и деревья, однако вскоре с неприятным делом было покончено, и началась лучшая часть дня.
Люси, которая уютно устроилась рядом с Асланом, сперва не могла понять, что затеяли деревья. Сперва она думала, что они танцуют – они и впрямь медленно двигались двумя кругами, в одном справа налево, в другом слева направо. Потом она заметила, как они что-то сбрасывают в центр обоих кругов. Порой ей казалось, что они отрезают длинные пряди своих волос, в другой раз это выглядело, словно они отламывают кусочки пальцев – но, если так, пальцев у них было множество, и это не причиняло им боли. Но что бы они там ни бросали, упав на землю, оно оказывалось хворостом и сухими палками. Затем три или четыре рыжих гнома вышли вперед с огнивами и подожгли кучу, которая затрещала, вспыхнула и наконец загудела, как лесной костёр в Иванову ночь. И все расселись вокруг.
Потом Вакх, Силен и менады начали танец, гораздо более неистовый, чем танец деревьев, – не просто пляску радости и красоты (хотя и это тоже), но волшебную пляску изобилия. Всё, к чему прикасались их руки, на что ступали их ноги, превращалось в яства – груды жареного мяса, наполнившие рощу восхитительным запахом, пироги пшеничные и овсяные, мёд и разноцветный сахар, сливки, густые, как каша, и недвижные, как стоячая вода; персики, абрикосы, гранаты, груши, виноград, землянику, малину – пирамиды, каскады фруктов. Затем появились вина в больших деревянных чашах – тёмные, густые, как вишнёвый сок, и светло-алые, как текучее желе, и жёлтые вина, и зелёные вина, и жёлто-зелёные, и зелёно-жёлтые.
Для древесного народа приготовили другую пищу. Когда Люси увидела, как Копун Землерой и его кроты отдирают дёрн в разных местах (которые указывал Вакх), и поняла, что деревья собираются есть землю, её слегка передёрнуло. Но когда она увидела ту землю, которую им подносили, то испытала совсем другие чувства. Деревья начали с роскошного чернозёма, так напоминавшего шоколад, что Эдмунд даже попробовал кусочек, однако ему не понравилось. Утолив первый голод, они перешли к земле, какую можно видеть в Соммерсете, она почти розовая. Деревья утверждали, что она легче и слаще. Вместо сыра они ели известковистую почву, а на десерт – мелкий гравий, припудренный тончайшим серебристым песком. Они выпили чуть-чуть вина, и от этого остролисты сделались ужасно разговорчивы, ведь обычно они утоляют жажду большими глотками дождя и росы, благоухающей лесными цветами и с легчайшим привкусом облаков.
Так Аслан угощал нарнийцев ещё долго после того, как солнце село и появились звёзды. Большой костёр, горевший теперь жарче, но не так шумно, сиял в тёмном лесу, как маяк. Испуганные тельмарины видели его издали и дивились, что он означает. Самое лучшее в этом празднике было то, что не надо было расходиться, просто разговоры постепенно затихли, гости начали клевать носом и постепенно заснули, ногами к огню, бок о бок с добрыми друзьями. Тогда воцарилось молчание и вновь стало слышно, как журчит вода у брода возле Беруны. Только Аслан и луна смотрели на всех радостными немигающими глазами.
На другой день посланцы (в основном белки и птицы) отправились с призывом к рассеянным по всей стране тельмаринам – включая, разумеется, запертых в Беруне пленников. Им было сказано, что Каспиан теперь король, и Нарния отныне принадлежит не только людям, но и говорящим зверям, гномам, дриадам, фавнам и прочим созданиям. Все, кто хочет остаться на этих новых условиях, могут остаться, тем же, кому такой порядок не по душе, Аслан приготовит другой дом. Этим последним следует явиться к Аслану и королям, расположившимся у бродов близ Беруны, в полдень на пятый день. Можно себе представить, скольких тельмаринов это заставило чесать в затылке. Кое-кто, особенно молодые, слышали, подобно Каспиану, рассказы о старых днях и радовались их возвращению. Они уже сдружились с волшебными созданиями и решили остаться в Нарнии. Однако большинство старших, особенно те, кто занимал при Миразе важные посты, надулись и не желали оставаться в стране, где уже не смогут всем заправлять. «Жить здесь, среди толпы дрессированных зверей!» – говорили они. «И призраков, – добавляли некоторые с содроганием. – Вот кто такие эти дриады – самые настоящие призраки». Они не ждали для себя ничего хорошего. «Не доверяю я этому ужасному льву, – говорили они. – Попомните мои слова, он еще покажет свои когти». Однако и обещание нового дома их настораживало. «Как пить дать, затащит нас в своё логово и слопает одного за другим», – бурчали они. И чем больше они так говорили, тем мрачнее и подозрительней становились. Однако в назначенный день больше половины пришли на место.
В одном конце поляны Аслан приказал поставить два древесных ствола, выше человеческого роста, футах в трёх один от другого. Третий, более лёгкий, положили сверху в качестве перекладины, так что получилась вроде как дверь ниоткуда в никуда. Перед нею стоял сам Аслан, справа от него Питер, слева Каспиан. Их окружали Сьюзен и Люси, Трам и Боровик, лорд-канцлер Корнелиус, Громобой, Рипичип и другие. Дети и гномы воспользовались королевской гардеробной в бывшем замке Мираза (теперь это был замок Каспиана). Они так сверкали шелками и золотом, белоснежными рубашками, выглядывающими в прорези рукавов, серебряными кольчугами, парадным оружием, позолоченными шлемами и роскошными шляпами, что больно было смотреть. Даже звери нацепили на шеи дорогие цепи. И все-таки никто не смотрел ни на них, ни на детей. Живое и ласковое золото львиной гривы затмевало их блеск. Остальные старые нарнийцы встали по обеим сторонам поляны. В дальнем конце собрались тельмарины. Солнце сияло, знамёна развевались на легком ветру.
– Люди Тельмара, – сказал Аслан, – вы, кто взыскует новой земли, слушайте мои слова. Я отправлю вас в вашу родную страну, которая мне ведома, а вам – нет.
– Мы не помним Тельмара. Мы не знаем, где это. Мы не знаем, как там живётся, – роптали тельмарины.
– Вы пришли в Нарнию из Тельмара, – сказал Аслан, – но в Тельмар вы пришли из другого места. Вы не принадлежите к этому миру. Много поколений назад вы явились из того же самого мира, что и король Питер.
Тут половина тельмаринов захныкала: «Так мы и знали. Он хочет отправить нас в иной мир, попросту сжить со света», – а другие начали выставлять грудь, хлопать друг друга по спине и шептать: «Вот оно что. Можно было раньше догадаться, что мы не отсюда и не имеем ничего общего со всеми этими противоестественными тварями. Вот увидите, мы королевской крови». Даже Каспиан, Корнелиус и дети в изумлении смотрели на Аслана.
– Тихо, – сказал Аслан низким голосом, в котором угадывалось рычание. Земля, казалось, вздрогнула, всё живое в лесу замерло.
– Вы, сэр Каспиан, – продолжал Лев, – знаете, вероятно, что не могли бы стать истинным королём Нарнии, если бы, подобно великим королям древности, не были сыном Адама и не пришли из мира, где живут Адамовы сыновья. Много лет назад в том мире, в глубоком море, которое зовётся Южным, буря выбросила на остров пиратский корабль. Пираты повели себя как обычно – убили туземцев, взяли в жёны туземок, стали готовить пальмовое вино, пить и напиваться, валяться под пальмами, а проснувшись, ссориться, порой и убивать друг друга. В одной из таких стычек шестеро оказались против всех остальных. Они бежали со своими жёнами в глубь острова, в горы и хотели спрятаться в пещере. Однако это была не просто пещера, а одна из щелей или дыр между тем миром и этим. Таких щелей или дыр между мирами в прежние времена было много, теперь их всё меньше. Эта – одна из последних. Я не говорю – последняя. И так они упали, или вознеслись, или забрели, или провалились в этот мир, в землю Тельмар, которая была в то время безлюдна. Почему она была безлюдна, это другая история – сейчас я не буду её рассказывать. В Тельмаре их потомки расплодились, стали сильным и гордым народом. Спустя много поколений в Тельмаре случился голод, и они вторглись в Нарнию, которая тогда была в некотором беспорядке (но это тоже иная и долгая история), и завоевали её, и правили в ней. Ты хорошо запомнил это всё, король Каспиан?
– Еще бы, сир, – отвечал Каспиан. – Я надеялся, что веду род от более достойных предков.
– Ты ведёшь род от господина Адама и госпожи Евы, – сказал Аслан. – Это честь, способная возвысить главу беднейшего бедняка, и позор, способный пригнуть плечи величайшего императора. Будь доволен.
Каспиан поклонился.
– А теперь, – продолжал Аслан, – хотите ли вы, мужчины и женщины Тельмара, вернуться на остров ваших отцов? Это неплохое место. Потомки населявших его пиратов вымерли, и остров почти необитаем. Там есть чистые родники, плодородная почва, лес для построек и рыба в лагунах; другие люди из этого мира ещё не отыскали его. Щель открыта, но должен предупредить – как только вы пройдёте, она закроется навсегда. Больше не будет сообщения между мирами через эту дверь.
Наступила тишина. Потом крепкий, приятного вида тельмарин из числа воинов протолкнулся вперед и сказал:
– Ладно, я рискну.
– Это правильное решение, – сказал Аслан. – И поскольку ты вызвался первым, с тобою добрая магия. Твоя судьба в том мире будет хорошей. Иди.
Воин, слегка побледнев, вышел вперед. Аслан и его свита посторонились, открывая проход к пустой дверной раме.
– Пройди в неё, сын мой, – сказал Аслан, подходя и касаясь носом его носа. Как только дыхание Льва овеяло его, новое выражение мелькнуло в глазах тельмарина – удивлённое, но не испуганное, словно он пытается что-то вспомнить. Затем он расправил плечи и вошел в дверь.
Все глаза следили за ним. Они видели три столба, а за ними – деревья, траву и небо Нарнии. Они видели человека между дверными косяками. В следующую секунду он пропал, как не было.
На другом конце поляны тельмарины запричитали: «Что с ним? Ты хочешь нас убить? Мы туда не хотим». Потом один из них, поумнее, сказал:
– Мы не видим за этими палками никакого другого мира. Если вы хотите, чтобы мы поверили, почему не пошлёте туда кого-нибудь из своих? Все ваши друзья держатся подальше от этих палок.
Рипичип мгновенно выступил вперёд и поклонился.
– Если годится мой пример, – сказал он, – я, не медля ни секунды, проведу в эту арку одиннадцать мышей.
– О нет, Маленькое Существо, – сказал Аслан, осторожно кладя бархатную лапу на голову Рипичипа. – В том мире с вами сделают ужасную вещь. Вас будут показывать для забавы. Пойти должны другие.
– Идём, – сказал вдруг Питер Эдмунду и Люси. – Пора.
– Куда? – спросил Эдмунд.
– Туда, – отвечала Сьюзен, которая, похоже, всё уже знала. – За деревья. Нужно переодеться.
– Во что? – удивилась Люси.
– В нашу одежду, конечно, – ответила Сьюзен. – Хороши мы будем на платформе, на английской станции, вот в этом.
– Но все наши вещи в замке у Каспиана, – возразил Эдмунд.
– Да нет же, – сказал Питер, продолжая вести их в самую густую чащу. – Всё здесь. Их принесли в узлах сегодня утром. Всё готово.
– Так вот о чём Аслан разговаривал утром с тобой и Сьюзен? – догадалась Люси.
– Об этом и о многом другом, – ответил Питер. Лицо у него было торжественное. – Я не могу вам всё объяснить. Он хотел кое-что сказать Сью и мне, потому что мы не вернёмся в Нарнию.
– Никогда? – в отчаянии вскричали Эдмунд и Люси.
– Вы-то еще вернётесь, – отвечал Питер. – Во всяком случае, я так понял с его слов. А мы со Сью – никогда. Он сказал, мы становимся слишком большими.
– Ой, Питер, – сказала Люси. – Какое горе! Сможешь ли ты его вынести?
– Думаю, да, – отвечал Питер. – Это совсем не так, как я полагал. Ты это поймёшь, когда придёт твой последний раз. Ладно, быстрей, вот наши вещи.
Странно было и не очень приятно снять королевские одежды и предстать перед великим собранием в школьной форме (притом не очень чистой). Кто-то из самых злобных тельмаринов засмеялся, но все прочие создания приветствовали детей и встали, чтобы почтить Питера, Верховного Короля, королеву Сьюзен Волшебного Рога, и короля Эдмунда, и королеву Люси. Это было волнующее и (со стороны Люси) слёзное прощание со старыми друзьями – поцелуи зверюшек, жаркие объятия Пухлых Мишек, крепкое до боли рукопожатие Трама, щекочущие усы Боровика. И, конечно, Каспиан уговаривал Сьюзен взять Рог с собой, и, конечно, Сьюзен убедила его оставить Рог у себя. А затем было чудесное и страшное прощание с самим Асланом, и Питер стал у двери, Сьюзен положила руки ему на плечи, Эдмунд – на плечи ей, Люси – ему, первый тельмарин – Люси, и так, длинной вереницей, они двинулись в проход. Тут наступил миг, который трудно описать, потому что дети увидели три места одновременно. Одно было устье пещеры, открывающееся в ослепительную зелень и синеву тихоокеанского островка, на котором должны были оказаться тельмарины. Второе – поляна в Нарнии, лица гномов и зверей, внимательные глаза Аслана и белые полоски на щеках барсука. Третье же (которое быстро заслоняло остальные) было серое, мрачное пространство пригородной платформы, скамейка с разбросанным на ней багажом, на которой ребята сидели, словно и не трогались никуда, – довольно скучное и тоскливое на первый взгляд, однако неожиданно и по-своему приятное – с его привычными железнодорожными запахами, английским небом и начавшимся учебным годом.
– Ух! – воскликнул Питер. – Ну и времечко у нас было.
– Тьфу ты пропасть! – сказал Эдмунд. – Я забыл в Нарнии свой новый фонарик.
|
