Глава одиннадцатая
Лев рычит
Когда всех наконец разбудили, Люси пересказала свою историю в четвёртый раз. Полнейшее молчание, которое за этим последовало, казалось, отнимало последнюю надежду.
– Я ничего не вижу, – сказал Питер, до боли напрягая глаза. – А ты, Сьюзен?
– Ну, конечно же нет, – отрезала Сьюзен. – Потому что там нечего видеть. Она грезит. Ложись обратно и давай спать, Люси.
– Я надеюсь, – сказала Люси дрожащим голосом, – что вы все пойдёте со мной. Потому что… потому что я должна идти с ним, даже если никто не пойдёт.
– Не говори глупостей, Люси, – сказала Сьюзен. – Конечно, ты никуда одна не пойдёшь. Не пускай её, Питер. Она нарочно капризничает.
– Если она пойдёт, то я пойду с ней, – сказал Эдмунд. – Тогда, год назад, права была она.
– Да, – согласился Питер. – Может быть, она была права и сегодня утром. Нам, конечно, не стоило идти вниз по ущелью. Только всё-таки – почему посреди ночи? И почему Аслан для нас невидим? Раньше такого не случалось. Это на него не похоже. Что скажет Д.М.Д.?
– О, я-то вовсе ничего не скажу, – отвечал гном. – Если вы идёте, то я, конечно, иду с вами, а если отряд разделится, остаюсь с Верховным Королём. Это мой долг перед ним и королём Каспианом. Однако если вас интересует мое частное мнение, то я обыкновенный гном, который не думает, что есть шанс ночью найти дорогу там, где не нашли её днём. И мне не по душе говорящие львы, которые не говорят, дружелюбные львы, которые не делают нам ничего хорошего, и огромные львы, которых никто не видит. Это всё стручки и лодочки, насколько я понимаю.
– Он бьёт лапой по земле, потому что сердится на нас, – сказала Люси. – Мы должны идти сейчас же. По крайней мере, я.
– Ты не имеешь права на нас давить. Нас четверо против тебя одной, и ты младше, – сказала Сьюзен.
– Да ладно, пошли, – проворчал Эдмунд. – Идти надо. Не будет покоя, пока не пойдём.
Он готов был во всём поддержать Люси, но злился, потому что не выспался, и оттого на всех дулся.
– Тогда вперёд, – скомандовал Питер, устало продевая руку в ремни щита и надевая шлем. В другое время он сказал бы что-нибудь ласковое Люси, своей любимой сестре, поскольку видел, как она расстроена, и понимал, что её вины здесь нет. И всё равно он поневоле немного на неё досадовал.
Хуже всех была Сьюзен.
– Предположим, я начну вести себя, как Люси, – сказала она. – Я могу заявить, что останусь здесь, что бы ни делали остальные. А вот я так, наверное, и поступлю.
– Повинуйтесь Верховному Королю, ваше величество, – сказал Трам, – и давайте тронемся. Если мне больше не дают спать, лучше уж идти, чем сидеть здесь и препираться.
Итак, наконец они двинулись. Люси шла первая, кусая губы и стараясь не высказать Сьюзен всё, что о ней думает. Однако она забыла об этом, когда взглянула на Аслана. Он повернулся и шёл, медленно ступая, ярдах в тридцати впереди. Остальные должны были полагаться на указания Люси, потому что Аслан был не только невидим для них, но и неслышим. Его большие кошачьи лапы ступали по траве беззвучно.
Он вёл их прямо к танцующим деревьям (танцуют ли те, еще никто не видел, потому что Люси не отводила глаз от Аслана, а остальные – от Люси) и ближе к краю ущелья. «Мушки-колотушки! – думал Трам. – Даже у сумасшествия должен быть предел. Надеюсь, мы не полезем спускаться при лунном свете, не то не миновать нам сломанных шей!»
Довольно долго Аслан вёл их по верхней кромке обрыва. Затем они дошли до места, где низкие деревья разрослись по самому краю. Он повернулся и исчез. Люси затаила дыхание, потому что это выглядело, как будто он нырнул со скалы, но ей было так важно не упустить его из виду, что некогда было остановиться и подумать. Она ускорила шаг и скоро сама оказалась среди деревьев. Заглянув вниз, она различила крутую и узкую тропинку, косо уходившую в ущелье, и Аслана на ней. Он обернулся и посмотрел на Люси радостными глазами. Она захлопала в ладоши и начала спускаться следом. Позади она слышала голоса, кричавшие: «Эй, Люси! Оглянись, ради всего святого. Ты на самом краю обрыва. Вернись!» – а затем, чуть позже, голос Эдмунда: «Нет, она права. Здесь есть спуск».
Посередине тропинки Эдмунд догнал её.
– Посмотри! – сказал он в величайшем волнении. – Посмотри, что это за тень движется перед нами?
– Это его тень, – отвечала Люси.
– Я уверен, что ты права, Лу, – произнёс Эдмунд. – Не понимаю, почему я раньше её не видел. Но где же он сам?
– Там же, где его тень. Разве ты не видишь?
– Ну, мне почти кажется, что я вижу – иногда. Свет такой странный.
– Вперёд, король Эдмунд, вперёд, – донесся голос Трама сзади и сверху, а затем, гораздо дальше, с обрыва, голос Питера:
– Ну, смелей, Сьюзен. Дай руку. Здесь и ребёнок спустится. И перестань ворчать.
Через несколько минут они были внизу, и рёв воды оглушил их. Двигаясь осторожно, как кошка, Аслан с камня на камень переходил поток. Посредине он остановился, нагнулся, чтобы напиться, а когда поднял свою огромную голову, стряхивая капли воды, то снова обратил к ним своё лицо. И тогда Эдмунд увидел его.
– О, Аслан! – крикнул он, бросаясь вперёд, но Лев махнул хвостом и начал мягко взбираться на дальний обрыв Стремнинки.
– Питер, Питер, – кричал Эдмунд, – ты видишь?
– Что-то вижу, – отвечал Питер, – но всё так обманчиво в лунном свете. Идём же, и да здравствует Люси. Я теперь почти не чувствую усталости.
Аслан без колебаний вёл их влево, вверх по ущелью. Всё путешествие было странным, как во сне, – ревущий поток, влажные серые травы, мерцающие скалы впереди, и всё время – величественный, неслышно шествующий впереди Зверь. Все, кроме Сьюзен и гнома, теперь видели его.
Вскоре они подошли к другой крутой тропе, на склоне дальнего обрыва. Здесь уступ был гораздо круче, чем тот, по которому они только что спустились, и подниматься пришлось длинными утомительными зигзагами. К счастью, луна сияла прямо над ущельем, так что оба склона были освещены.
Люси совсем выдохлась, но тут хвост и задние лапы Аслана исчезли за краем обрыва; последним усилием она вскарабкалась следом и, с дрожащими коленями, обессиленная, вышла на холм, к которому они стремились с тех пор, как покинули Зеркальный залив. Длинный пологий склон (вереск, трава и несколько очень больших камней, сияющих в лунном свете) тянулся вверх и скрывался среди мерцающих рощ, в полумиле отсюда. Люси узнала его. Это был холм Каменного Стола.
Звеня кольчугами, все остальные вскарабкались вслед за ней. Аслан плавно скользил впереди, они шли по пятам.
– Люси, – очень тихо сказала Сьюзен.
– Да? – отозвалась Люси.
– Я его теперь вижу. Мне стыдно.
– Это очень хорошо.
– Но всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Я же поверила в него вчера. Когда он предупреждал, чтоб мы не шли в ельник. И я поверила в него ночью, когда ты нас будила. Я всё понимала, глубоко внутри. Или поняла бы, если бы позволила себе. Но я хотела одного – выбраться из леса и… ой, не знаю. И что же я ему скажу?
– Может быть, говорить особенно и не надо, – задумчиво ответила Люси.
Вскоре они достигли деревьев, и сквозь них дети увидели Великий Курган, Холм Аслана, воздвигнутый вокруг Стола, когда их уже не было в Нарнии.
– Наша сторона не очень-то хорошо несёт дозор, – прошептал Трам. – Нас должны были заметить раньше…
– Ш-ш-ш! – сказали остальные четверо, потому что Аслан остановился, обернулся и стоял лицом к ним, глядя столь величаво, что они радовались, насколько может радоваться тот, кто очень напуган, и боялись, как может бояться тот, кто очень обрадован. Мальчики шагнули вперёд, Люси за ними, Сьюзен и гном отпрянули.
– О Аслан! – воскликнул король Питер, опускаясь на одно колено и поднимая тяжёлую лапу Льва к своему лицу. – Я так рад. Я так виноват. Я вёл их не туда с самого начала, и особенно вчера утром.
– Мой дорогой сын, – сказал Аслан.
Затем он повернулся и приветствовал Эдмунда.
– Молодец, – вот что он сказал.
Потом, помолчав, произнёс глубоким и низким голосом:
– Сьюзен.
Сьюзен не ответила, но похоже было, что она плачет.
– Ты слушалась страхов, дитя, – произнёс Аслан. – Подойди, дай мне дохнуть на тебя. Забудь обо всём. Стала ли ты снова храброй?
– Немножко, Аслан, – отвечала Сьюзен.
– А теперь! – произнес Аслан гораздо громче, и в голосе его слышалось рычание, и хвост хлестал по бокам. – А теперь, где этот маленький гном, этот прославленный меченосец и лучник, который не верит во львов? Поди сюда, сын Земли, поди СЮДА! – в последних словах был уже не отзвук рычания, а самый настоящий рык.
– Видения и наводнения! – почти без голоса простонал Трам. Дети, которые знали Аслана и видели, что гном ему нравится, не тревожились, иное дело Трам, никогда не видевший львов, тем более – Льва. Однако он сделал единственную разумную вещь – вместо того чтобы кинуться наутёк, неверным шагом двинулся к Аслану.
Аслан бросился на него. Вы когда-нибудь видели, как мама-кошка держит в зубах своего маленького котёнка? Это было что-то вроде этого. Гном, сжавшийся в жалкий комочек, свисал изо рта у Аслана. Аслан встряхнул его, кольчуга задребезжала, как связка ключей, а затем – аллё-гоп! – гном взлетел в воздух. Он был в такой же безопасности, как в собственной постели, но он-то этого не знал. Огромные бархатные лапы подхватили его нежно, как материнские руки, и поставили на землю.
– Сын Земли, будем ли мы друзьями? – спросил Аслан.
– Д-д-да, – прохрипел гном, все ещё не в силах отдышаться.
– Ну вот, – сказал Аслан. – Луна заходит. Обернитесь: брезжит рассвет. Мы не можем терять времени. Вы трое, сыны Адама и сын Земли, ступайте в Курган и разберитесь с тем, что там обнаружите.
Гном всё ещё не обрёл голоса, а мальчики не осмелились попросить Аслана пойти с ними. Все трое выхватили мечи, отсалютовали, затем повернулись и, звеня, ушли во мрак. Люси не заметила в их лицах и тени слабости, оба – и Верховный Король, и король Эдмунд – казались скорее мужчинами, чем мальчиками.
Девочки, стоя подле Аслана, провожали их взглядом. Освещение изменилось. На востоке над горизонтом, как маленькая луна, сияла Аравир, утренняя звезда Нарнии. Аслан, который, казалось, ещё вырос, поднял голову, тряхнул гривой и зарычал.
Звук, глубокий и пульсирующий вначале, как орган, начинающийся с низкой ноты, взмыл и стал громче, и ещё, и ещё громче, пока от него не задрожали земля и воздух. Он поднимался с холма и плыл над всей Нарнией. Внизу, в лагере Мираза, люди просыпались, бледнели, уставившись друг на друга, и хватались за оружие. Еще ниже, на Великой реке, особенно холодной в этот предутренний час, из воды поднялись головки нимф и большая косматая голова речного бога. Дальше, в каждом поле и лесу, кролики выставляли из норок настороженные ушки, птички сонно вытаскивали клювики из-под крыла, совы ухали, лисицы тявкали, ежи хрюкали, деревья раскачивались. В городах и деревнях матери крепче прижимали детей к груди, а мужчины вставали, чтобы зажечь свет. Далеко на северной границе великаны выглядывали в тёмные двери своих замков.
Люси и Сьюзен увидели, как что-то тёмное стекается к ним со всех сторон. Сначала это напоминало чёрный туман, стелющийся по земле, потом – чёрные штормовые волны, которые, надвигаясь, вздымаются всё выше, и наконец стало тем, чем было на самом деле, – движущимися лесами. Все деревья мира спешили предстать перед Асланом. Однако, приближаясь, они всё меньше походили на деревья, и когда вся толпа, кланяясь, приседая и приветственно размахивая руками, собралась вокруг Люси, то девочка увидела, что все они приняли человеческое обличье. Бледные девушки-берёзы встряхивали головами, женщины-ивы отбрасывали волосы с задумчивых лиц, чтобы взглянуть на Аслана, царственные буки застыли недвижно, благоговея перед ним, огромные мужественные дубы, тонкие и меланхоличные вязы, пышноволосые остролисты (сами тёмные, но их жёны сверкали, украшенные яркими ягодами) и весёлые рябины – все склонялись и вновь выпрямлялись, крича: «Аслан! Аслан!» – кто хриплым, кто скрипучим, кто певучим голосом.
Танцующая толпа вокруг Аслана (потому что танец начался снова) стала такой тесной, хоровод – таким быстрым, что Люси растерялась. Она не могла бы ответить, когда заметила между деревьями скачущих людей. Один был юный, в одной лишь оленьей шкуре, с венком из виноградных листьев на голове. Лицо его казалось бы чересчур смазливым для юноши, не будь оно таким диким. Как сказал Эдмунд, увидев его через несколько дней: «Этот парень способен на что угодно – абсолютно на что угодно». У него было, похоже, много имен, Бромий, Бассарей, Овен – три из них. За ним следовала толпа девушек, таких же диких, как он сам. Появился даже, как ни странно, некто на ослике. И все смеялись, и все кричали: «Эван, эван, эвоэ-э-э».
– Это игра, Аслан? – вскричал юноша. И тотчас же игра началась. Однако, похоже, каждый имел своё представление о том, во что играет. Может быть, это были салки, но Люси так и не поняла, кто водит. Отчасти это походило на жмурки, только каждый вёл себя так, словно именно ему завязали глаза. Это могли быть прятки, только никто никого не нашёл. Вдобавок ко всему, человек на ослике, старый и неимоверно толстый, возгласил: «Освежающее! Самое время освежиться!» – и упал с ослика, а все остальные принялись взваливать его обратно, отчего у ослика создалось впечатление, что всё это цирк, и он тоже попытался показать номер, пройдя на задних ногах. И с каждой минутой всюду всё больше и больше разрастались виноградные листья! Вскоре это были не одни листья, но целые лозы. Они поднимались отовсюду, они оплетали ноги древесных людей и сбивали им шаг. Люси подняла руку – отбросить волосы с лица – и обнаружила, что отбрасывает виноградную лозу. Ослик превратился в сплетение лоз. Его хвост совершенно запутался, что-то тёмное повисло между ушами. Люси присмотрелась и увидела, что это виноградная гроздь. Везде было множество гроздьев – над головой, под ногами, повсюду.
– Освежающее! Освежающее! – ревел старик. Все начали есть виноград, и даже если у вас на родине есть превосходные оранжереи, такого винограда вы никогда не пробовали. Ягоды были чудесные, твёрдые и тугие на ощупь, а во рту они взрывались свежей сладостью. Девочкам никогда прежде не доводилось наесться ими вволю, а тут винограда было сколько угодно, и никто не требовал, чтобы они ели прилично. Кругом мелькали липкие, измазанные соком пальцы и, хотя все рты были набиты, смех не умолкал, и повсюду разносилось гортанное «эван, эван, эвоэ», покуда все внезапно не почувствовали, что игра (как бы она ни называлась) и праздник окончены. Тогда все бросились на землю и обратили лица к Аслану, ожидая, что он скажет.
В эту самую минуту взошло солнце. Люси кое-что вспомнила и прошептала Сьюзен:
– Сью, я знаю, кто они.
– Кто?
– Мальчик с диким лицом – это Вакх, а старик на осле – Силен. Помнишь, мистер Тумнус говорил нам о них, давным-давно?
– Да, конечно. Только знаешь, Люси…
– Что?
– Я бы не чувствовала себя в безопасности с Вакхом и его дикими девушками, если бы встретила их без Аслана.
– Я тоже думаю, что нет, – ответила Люси.
Глава двенадцатая. Колдовство и внезапное отмщение.
|
