Глава шестая О том, как начались несчастья дяди Эндрью  – Пустите! Пустите! – крикнула Полли. – Я тебя и не трогаю! – сказал Дигори, удивившись, что она обращается к нему на «вы». И головы их вынырнули из пруда в светлую тишь леса. После страшной и дряхлой страны, из которой они спаслись, он казался ещё более радостным и мирным. Если бы они могли, они бы снова забыли, кто они, и погрузились в сладостный полусон, слушая, как растут деревья, но им мешало немаловажное обстоятельство: выбравшись на траву, они обнаружили, что королева, или колдунья (зовите её, как хотите), уцепилась за волосы Полли. Потому несчастная девочка и кричала: «Пустите!» Дядя Эндрью не сказал им и не знал, что кольцо совсем не нужно надевать, можно даже его не трогать, а просто коснуться того, кто его надел. Получается вроде магнита: одно кольцо вытащит всё остальное, как намагниченная булавка – мелкие предметы. Теперь, в Лесу-между-мирами, королева изменилась – она стала бледнее, настолько бледнее, что красота её поблекла. Дышала она с трудом, словно здешний воздух был ей противопоказан. Дети почти совсем не боялись её. – Отпустите мои волосы! – сказала Полли. – Что вам нужно? – Да, пустите её! – поддержал Дигори. – И немедленно! Вдвоем они были сильнее, чем она (во всяком случае, здесь), и им удалось вырвать волосы из её рук. Она отпрянула, задыхаясь; глаза её горели злобным страхом. – Быстро! – сказала Полли. – Меняй кольцо и ныряй! – Помогите! – закричала колдунья, но голос её был слаб. – Пощадите меня! Возьмите с собой! Не оставляйте в этом страшном месте! Я тут умру. – Рады бы, – важно сказала Полли, – но государственные интересы не позволяют… Как у вас, когда вы убили тех людей. Быстрее, Дигори! И они переменили кольца; но тут Дигори сказал: – Ах ты, господи! Что же мы делаем? – Волей-неволей, а он немножко жалел королеву. – Не дури, – отвечала Полли. – Честное слово, она притворяется. Скорей! И они ступили в пруд, ведущий домой («Хорошо, что мы его пометили», – подумала Полли), но Дигори почувствовал, что к уху его прикоснулось что-то холодное. Когда очертания нашего мира уже выплывали из мглы, он понял, что его держат за ухо двумя пальцами, и стал вырываться, брыкаться, но тщетно – по-видимому, колдунья вновь обрела свою силу. Наконец перед ними возник дядин кабинет и сам дядя, взирающий в изумлении на невиданное существо, которое Дигори доставил из другого мира. Понять его можно. Королева вполне оправилась, и здесь, среди обычных земных вещей, вид её был поистине страшен. Дети тоже не могли оторвать от пришелицы глаз. Прежде всего поражал её рост – до сих пор дети не понимали, как она огромна. «Вроде бы и не человек», – подумал Дигори и был прав, ибо в жилах властителей Чарна течёт и кровь великанов. Ещё сильнее поражали её красота, её гордыня и дикая ярость. Дядя кланялся, егозил, почти плясал перед ней, он казался совсем ничтожным – однако Полли заметила, что они чем-то похожи. Похожи они были именно тем, чего не нашла королева в лице Дигори. Хоть одно хорошо: теперь дети не боялись дядю Эндрью, как не испугается червя тот, кто видел змею, коровы – тот, кто видел бешеного быка. «Тоже мне чародей! – подумал Дигори. – Вот она – это я понимаю». Дядя все кланялся, угодливо потирая руки. Он хотел бы сказать что-нибудь учтивое, но не мог, во рту пересохло. Опыт оказался успешнее, чем ему хотелось; всё же дядя не ждал опасностей для себя. Столько лет колдовал, стольким вредил, но такого с ним не бывало. Наконец колдунья заговорила негромко, но так, что задрожали стены: – Какой чародей привёл меня в этот мир? – Э… э… хм… мэм, – пролепетал дядя, – чрезвычайно польщён… премного обязан… почитаю за честь… э… э… э… – Где чародей? – крикнула королева. – Отвечай, шут! – Э… э… это я, мэ-э-эм, – отвечал дядя. – Надеюсь, вы простите этих мерзких детей. Поверьте, я ни сном ни духом… – Ты – чародей? – переспросила королева, сделала один огромный шаг, схватила старика за седые лохмы и откинула назад его голову. Лицо его она изучала долго, как лицо Дигори. Дядя моргал и нервно облизывал губы. Когда, насмотревшись, она отпустила его, он стукнулся спиной о стену.  – Так, – сказала она. – Чародей… своего рода. Стой прямо, пес! Помни, перед кем стоишь. Кто научил тебя колдовству? Королевской крови в тебе нет. – Э… а… не то чтобы королевской… – забормотал дядя. – Но мы, Кеттерли, древнего рода… старый, знаете ли, род… из Дорсетшира… – Хватит! – сказала колдунья. – Я знаю, кто ты. Ты мелкий колдун-недоучка, и колдуешь ты по книгам. В сердце твоём и в крови нет колдовского дара. Там, у себя, я управилась с такими тысячу лет назад. Здесь – разрешу тебе служить мне. – Пре-премного обязан… очень рад… верьте совести, – лепетал дядя. – Хватит! Много болтаешь. Вот тебе первая служба. Вижу, тут большой город. Немедля раздобудь колесницу, или ковёр-самолёт, или объезженного дракона – словом, то, что годится для ваших королей и вельмож. Потом доставь меня туда, где я найду рабов, драгоценности и одежды, приличествующие моему сану. Завтра начну завоёвывать ваш мир. – Я-я-э-а… закажу сейчас кеб, – выговорил дядя. – Стой, – приказала колдунья, когда он направился к двери. – Не вздумай предать меня. Я вижу сквозь стены и сквозь череп. Если ты мне изменишь, я наведу такие чары, что, где бы ты ни присел, ты сядешь на раскалённое железо, где бы ты ни стал, ты станешь на лёд. Ступай! Дядя вышел. Он был очень похож на поджавшую хвост собаку. Дети боялись, что королева обратит свой гнев на них, но она, по-видимому, забыла, что случилось в лесу. Я думаю (и Дигори тоже думает), что ум её просто не мог ни вместить, ни удержать такого мирного места, и, сколько вы её туда ни берите, как долго ни держите, она ничего о нём знать не будет. Сейчас она детей не замечала. Смотрите: там, у себя, она совсем не замечала Полли, потому что пользы ждала лишь от Дигори. Теперь, когда служил ей дядя Эндрью, она не замечала и мальчика. Должно быть, все колдуны такие. Им интересны только те, кого можно использовать; они очень практичны. Итак, в комнате царило молчание, но королева сердито постукивала об пол ногой. Наконец она сказала как бы про себя: – Что он там делает, старый дурень? Ах, кнут не захватила! – И кинулась из комнаты, не глядя на детей. – Ой! – радостно выдохнула Полли. – Ну, я пошла, очень поздно. Может, я ещё загляну. – Да, да, приходи скорее, – сказал Дигори. – Какой ужас, когда она тут! Надо что-то придумать. – Пускай твой дядя думает, – сказала Полли. – Он же всё затеял. – Только ты приходи, а? – настаивал Дигори. – Не бросай меня, я сам не выкручусь! – Я пойду сейчас по туннелю, – сказала Полли довольно холодно. – Так быстрее. А если ты хочешь, чтобы я вернулась, попроси прощения. – Это как же? – удивился Дигори. – Только свяжись с девчонками… Да что я сделал? – Ничего, – ехидно сказала Полли. – Так, чепуха, руки мне вывернул, как разбойник… и позвонил в этот колокол, как идиот… и в лесу дал ей себя схватить, когда мы ещё в пруд не прыгнули… а так – ничего! – Вон что! – ещё сильней удивился Дигори. – Ладно, я виноват. Вообще-то, я правда жалею, что позвонил в этот колокол. Слышишь, я попросил прощения. Значит, ты приходи, не бросай меня. Хорош я буду, если ты не придёшь. – А тебе-то что? Это же мистеру Кеттерли сидеть на железе и стоять на льду. – Да не в том дело! – сказал Дигори. – Мама, вот что важно. Представь себе, что эта к ней ворвётся! Насмерть перепугает… – Правда, правда! – совсем иначе сказала Полли. – Ну, хорошо. Мир, мир навсегда, и так далее. Я приду… если смогу. А сейчас мне пора. И она нырнула в проход, который казался теперь не загадочным, а самым что ни на есть будничным. Мы же с вами вернёмся к дяде Эндрью. Когда он шёл вниз с чердака, сердце у него билось как сумасшедшее и он отирал лицо платком. Войдя к себе в спальню, он заперся на ключ и прежде всего полез в комод, где прятал от тёти Летти бутылку и бокал. Выпив какого-то неприятного, взрослого зелья, он перевёл дух. – Нет, чёрт знает что! – повторял он про себя. – Какой кошмар! Я просто разбит! Это в мои-то годы!  Потом он налил ещё и выпил снова и лишь тогда стал переодеваться. Вы не видели таких одежд, а я их помню. Дядя надел высокий, твердый, сверкающий воротничок, в котором и головы не опустишь; он надел белый жилет в цветных узорах и выпустил из кармашка золотую цепочку. Он надел свой лучший фрак, который носил только на свадьбы и на похороны. Он вынул и почистил свой лучший цилиндр. На комоде стояли цветы (их ставила тетя), и он сунул один в петлицу. В кармашек, расположенный повыше того, с цепочкой, он положил носовой платок (теперь таких не купишь), покапав на него сначала мужскими духами. Он взял монокль с чёрной лентой, вставил в глаз и подошёл к зеркалу. У детей, как вы знаете, одна глупость, у взрослых – другая. Дядя Эндрью был глуп в самом взрослом духе. Теперь, когда колдуньи рядом не было, он помнил не о её грозном виде, а о её красоте. «Да, скажу я вам, – думал он. – Всем женщинам женщина! Перл природы!» Кроме того, он как-то забыл, что привели её дети, и очень гордился, что колдовством выманил такую красавицу. – Эндрью, – сказал он своему отражению, – для своих лет ты совсем… э-э… Прекрасная внешность… Породистая… Понимаете, он возомнил по глупости, что колдунья влюбится в него. Зелье на него повлияло или одежда, но он охорашивался всё больше. Он был тщеславен, как павлин, потому и стал чародеем. Наконец он отпер дверь, послал служанку за кебом (тогда у всех была масса слуг) и пошёл в гостиную. Там, как и следовало ожидать, была тётя Летти. Она чинила матрас у самого окна.  – Понимаешь, Летиция, душа моя, – беззаботно начал он, – мне надо выйти. Одолжи-ка мне фунтиков пять, будь добра. – Нет, Эндрью, милый мой друг, – отвечала тётя, глядя на матрас. – Я тебе много раз говорила, что денег не дам. – Не будь такой мелочной, душенька, – сказал дядя. – Это очень важно. Без них я окажусь в глупейшем положении. – Эндрью, мой дорогой, – сказала тётя, глядя ему в глаза, – как тебе не стыдно просить у меня денег? За словами этими таилась скучная взрослая история. Впрочем, сообщим, что дядя «вёл дела дорогой Летти», сам не работал, тратил очень много на бренди и сигары и добился того, что она стала много беднее, чем тридцать лет назад. – Душенька, – сказал дядя, – пойми, у меня непредвиденные расходы. Будь человеком… Мне надо принять одно… э… лицо… – Это кого же? – спросила тётя. – Очень важную гостью. Она, понимаешь ли, появилась… э… неожиданно… – Что ты мелешь! – воскликнула тетя. – Никто не звонил в дверь. Тут дверь распахнулась, и тётя не без удивления увидела огромную женщину в роскошных одеждах без рукавов. Глаза у великанши сверкали.
Глава седьмая. О том, что случилось перед домом
| 
