Главная » Статьи » Русский язык » Хроники Нарнии: конь и его мальчик |
– Отец-мой-и-услада-моих-очей! – начал молодой человек очень быстро и очень злобно. – Живите вечно, но меня вы погубили. Если б вы дали мне ещё на рассвете самый лучший корабль, я бы нагнал этих варваров. Теперь мы потеряли целый день, а эта ведьма, эта лгунья, эта… эта… – И он прибавил несколько слов, которые я не собираюсь повторять. Молодой человек был царевич Рабадаш, а ведьма и лгунья – королева Сьюзен. – Успокойся, о сын мой! – сказал Тисрок. – Расставание с гостем ранит сердце, но разум исцеляет его. – Она мне нужна! – закричал царевич. – Я умру без этой гнусной, гордой, неверной собаки! Я не сплю, и не ем, и ничего не вижу из-за её красоты. – Прекрасно сказал поэт, – вставил визирь, приподняв несколько запылённое лицо, – «Водой здравомыслия гасится пламень любви». Принц дико взревел. – Пёс! – крикнул он. – Ещё стихи читает! – И умело пнул визиря ногой в приподнятый кверху зад. Боюсь, что Аравита не испытала при этом жалости. – Сын мой, – спокойно и отрешённо промолвил Тисрок, – удерживай себя, когда тебе хочется пнуть достопочтенного и просвещённого визиря. Изумруд ценен и в мусорной куче, а старость и скромность – в подлейшем из наших подданных. Поведай лучше мне, что ты собираешься делать. – Я собираюсь, отец мой, – сказал Рабадаш, – позвать твоё непобедимое войско, захватить трижды проклятую Нарнию, присоединить её к твоей великой державе и перебить всех поголовно, кроме королевы Сьюзен. Она будет моей женой, хотя её надо проучить. – Пойми, о сын мой, – отвечал Тисрок, – никакие твои речи не побудят меня воевать с Нарнией. – Если бы ты не был мне отцом, о услада моих очей, – сказал царевич, скрипнув зубами, – я бы назвал тебя трусом. – Если бы ты не был мне сыном, о пылкий Рабадаш, – отвечал Тисрок, – жизнь твоя была бы короткой, а смерть – долгой. (Приятный, спокойный его голос совсем перепугал Аравиту.) – Почему же, отец мой, – спросил Рабадаш потише, – почему ты не накажешь Нарнию? Мы вешаем нерадивого раба, бросаем псам старую лошадь. Нарния меньше самой малой из наших округ. Тысяча копий справятся с ней за месяц. – Несомненно, – согласился Тисрок, – эти варварские страны, которые называют себя свободными, а на самом деле просто не знают порядка, гнусны и богам, и достойным людям. – Чего ж мы их терпим? – вскричал Рабадаш. – Знай, о достойный царевич, – подхватил визирь, повинуясь знаку царя, – что в тот самый год, когда твой великий отец (да живёт он вечно) начал свое благословенное царствование, гнусной Нарнией правила могущественная Колдунья. – Я слышал это сотни раз, о многоречивый визирь, – отвечал царевич. – Слышал я и то, что Колдунья повержена. Снега и льды растаяли, и Нарния прекрасна, как сад. – О многознающий царевич! – воскликнул визирь. – Случилось всё потому, что те, кто правят Нарнией сейчас, – злые колдуны. – А я думаю, – сказал Рабадаш, – что тут виною звёзды и прочие естественные причины. – Учёным людям стоит об этом поспорить, – промолвил Тисрок. – Никогда не поверю, что старую чародейку можно было убить без могучих чар. Чего и ждать от страны, где обитают демоны в обличье зверей, говорящих, как люди, и страшные чудища с копытами, но с человеческой головой. Мне доносят, что тамошнему королю (да уничтожат его боги) помогает мерзейший и сильнейший демон, принимающий обличье льва. Поэтому я на эту страну нападать не стану. – Сколь благословенны жители нашей страны, – вставил визирь, – ибо всемогущие боги одарили её правителя великой мудростью! Премудрый Тисрок (да живёт он вечно) изрек: как нельзя есть из грязного блюда, так нельзя трогать Нарнию. Недаром поэт сказал… – Но царевич приподнял ногу, и он умолк. – Всё это весьма печально, – сказал Тисрок. – Солнце меня не радует, сон не освежает при одной только мысли, что Нарния свободна. – Отец, – воскликнул Рабадаш, – сию же минуту я соберу двести воинов! Никто и не услышит, что ты об этом знал. Назавтра мы будем у королевского замка в Орландии. Они с нами в мире и опомниться не успеют, как я возьму замок. Оттуда мы поскачем в Кэр-Параваль. Верховный Король сейчас на севере. Когда я у них был, он собирался попугать великанов. Ворота его замка, наверное, открыты. Я дождусь их корабля, схвачу королеву Сьюзен, а люди мои расправятся со всеми остальными. – Не боишься ли ты, сын мой, – спросил Тисрок, – что король Эдмунд убьёт тебя? – Их мало, его свяжут и обезоружат десять моих людей. Я удержусь, не убью его, и тебе не придется воевать с Верховным Королем. – А что, – спросил Тисрок, – если корабль тебя опередит? – Отец мой, – отвечал царевич, – навряд ли, при таком ветре… – И наконец, мой хитроумный сын, – сказал Тисрок, – объясни мне, чем поможет всё это уничтожить Нарнию? – Разве ты не понял, отец мой, – объяснил царевич, – что мои люди захватят по пути Орландию? Значит, мы останемся у самой нарнийской границы и будем понемногу пополнять гарнизон. – Что ж, это разумно и мудро, – одобрил Тисрок. – А что, если ты не преуспеешь и Верховный Король потребует от меня ответа? – Ты скажешь, – отвечал царевич, – что ничего не знал и я действовал сам, гонимый любовью и молодостью. – А если он потребует, чтобы я вернул эту дикарку? – Поверь, этого не будет. Король человек разумный и на многое закроет глаза ради того, чтобы увидеть своих племянников на тархистанском престоле. – Как он их увидит, если я буду жить вечно? – суховато спросил Тисрок. – А кроме того, отец мой и услада моих очей, – проговорил царевич после неловкого молчания, – мы напишем письмо от имени королевы о том, что она обожает меня и возвращаться не хочет. Всем известно, что женское сердце изменчиво. – О многомудрый визирь, – сказал Тисрок, – просвети нас. Что ты думаешь об этих удивительных замыслах? – О вечный Тисрок! – отвечал визирь. – Я слышал, что сын для отца дороже алмаза. Посмею ли я открыть мои мысли, когда речь идёт о замысле, который опасен для царевича? – Посмеешь, – сказал Тисрок. – Ибо тебе известно, что молчать – еще опасней для тебя. – Слушаюсь и повинуюсь, – сказал злой Ахошта. – Знай же, о кладезь мудрости, что опасность не так уж велика. Боги скрыли от варваров свет разумения, стихи их – о любви и битвах, они ничему не учат. Поэтому им кажется, что этот поход прекрасен и благороден, а не безумен… ой! – При этом слове царевич опять пнул его. – Смири себя, сын мой, – сказал Тисрок. – А ты, достойный визирь, говори, смирится король или нет. Людям достойным и разумным пристало терпеть малые невзгоды. – Слушаю и повинуюсь, – согласился визирь, немного отодвигаясь. – Итак, им понравится этот… э-э… диковинный замысел, особенно потому, что причиною – любовь к женщине. Если царевича схватят, его не убьют… Более того: отвага и сила страсти могут тронуть сердце королевы. – Неглупо, старый болтун, – сказал Рабадаш. – Даже умно, как ты только додумался… – Похвала владык – услада моих ушей, – сказал Ахошта. – А ещё, о Тисрок, живущий вечно, если силой богов мы возьмём Анвард, мы держим Нарнию за горло. Надолго воцарилась тишина, и девочки затаили дыхание. Наконец Тисрок молвил: – Иди, мой сын, делай, как задумал. Помощи от меня не жди. Я не отомщу за тебя, если ты погибнешь, и не выкуплю, если ты попадёшь в плен. Если же ты втянешь меня в ссору с Нарнией, наследником будешь не ты, а твой младший брат. Итак, иди. Действуй быстро, тайно, успешно. Да хранит тебя великая Таш. Рабадаш преклонил колени и поспешно вышел из комнаты. К неудовольствию Аравиты, Тисрок и визирь остались. – Уверен ли ты, что ни одна душа не слышала нашей беседы? – О владыка! – сказал Ахошта. – Кто же мог услышать? Потому я и предложил, а ты согласился, чтобы мы беседовали здесь, в Старом Дворце, куда не заходят слуги. – Прекрасно, – сказал Тисрок. – Если кто узнает, он умрёт через час, не позже. И ты, благоразумный визирь, забудь всё! Сотрём из наших сердец память о замыслах царевича. Он ничего не сказал мне – молодость пылка, опрометчива и строптива. Когда он возьмёт Анвард, мы очень удивимся. – Слушаю… – начал Ахошта. – Вот почему, – продолжал Тисрок, – тебе и в голову не придёт, что я, жестокий отец, посылаю сына на верную смерть, как ни желанна тебе эта мысль, ибо ты не любишь царевича. – О просветленный Тисрок! – отвечал визирь. – Перед любовью к тебе ничтожны мои чувства к царевичу и к себе самому. – Похвально, – сказал Тисрок. – Для меня тоже всё ничтожно перед любовью к могуществу. Если царевич преуспеет, мы обретём Орландию, а там – и Нарнию. Если же он погибнет… Старшие сыновья опасны, а у меня ещё восемнадцать детей. Пять моих предшественников погибли по той причине, что старшие их сыновья устали ждать. Пускай охладит свою кровь на Севере. Теперь же, о многоумный визирь, меня клонит ко сну. Как-никак, я отец. Я беспокоюсь. Вели послать музыкантов в мою опочивальню. Да, и вели наказать третьего повара, что-то живот побаливает… – Слушаю и повинуюсь, – отвечал визирь, дополз задом до двери, приподнялся, коснулся головой пола и исчез за дверью. Охая и вздыхая, Тисрок медленно встал, дал знак рабам, и все они вышли; а девочки перевели дух. | |
Просмотров: 468
| Теги: |
Всего комментариев: 0 | |